Архип Иванович Куинджи. Биография-характеристика М.П.Неведомского
Жена Архипа Ивановича оставалась в Петербурге и, долго не получая известий от него, поехала в Ялту, где застала его уже в несколько лучшем состоянии... Вскоре она вернулась в Петербург, куда при первой возможности должны были перевезти и Архипа Ивановича... Но эта возможность не представлялась: больной не поправлялся... Тогда Вера Леонтьевна вторично отправляется в Ялту и организует переезд в Петербург, чтобы оттуда направить больного в Сестрорецк: врачи советовали ехать на Кавказ, но Архип Иванович предпочел пристоличный курорт, быть может, рассчитывая на лучшую врачебную помощь... 7-го мая, в сопровождении сестры милосердия,
Архип Иванович приехал в Петербург и - остался в Петербурге: состояние его было уже безнадежное...
Потянулись два месяца непрерывных мучений... Больному все время не хватало воздуха. Миокардит делал свое дело с неумолимой постепенностью... То и дело прибегали к кислороду и впрыскиваниям морфия, которые начали применять еще в Ялте. Лечил Архипа Ивановича сначала доктор Штанге, а затем, после его отъезда, доктор Гурвич и наконец Л.Бертенсон, ассистент которого, господин Корницкий, провел при умирающем не одну ночь...
Из бывших учеников навещали его и дежурили при нем Рерих, Рылов, Зарубин и другие, а из друзей старшего поколения - чета Позенов и господа Беклемишев и Залеман...
Архип Иванович метался в смертельной тоске, то и дело требовал к себе друзей, как бы боясь одиночества...
Ни на одну секунду не поддавался он иллюзии выздоровления... Когда один из прежних друзей, товарищей его по профессии, прислал ему письмо с обнадеживаниями, с уверениями, что они еще оба поработают на своем веку и т.п., Архипа Ивановича вывела из себя эта условная успокоительная ложь...
Прямо глядя в глаза врачу своими пронизывающими, жуткими в эти минуты глазами, он и ему заявлял, что ничуть не верит его утешениям, его речам о возможности поправки:
- Зачем говорите вы это? Вы еще не начали говорить, а я по глазам, по морщинке между бровей, по всему уже вперед видел, что вы собираетесь солгать...
С.А.Гурвичу, который записал в своем дневнике некоторые из предсмертных разговоров Архипа Ивановича и предоставил в мое распоряжение эти записи, Куинджи говорил:
Я в медицину верю... Но почему нет среди вас талантов?..
И Архип Иванович проводил параллель с художниками и говорил на одну из любимых своих тем. Он давал свое - почти гегелевское - определение: художник есть тот, кто умеет уловить и воссоздать внутреннее, единое, - ту жизнь и тот смысл жизни, которые как бы рассыпаны в частностях, раздроблены в них... Почему не умеют это делать врачи? И они должны уметь...
Вот вы ученый человек, - продолжал больной, - и перед вами лежит Куинджи: смотрите, он весь здоров! Вот мои мускулы, - он показывал свою голую руку и заставлял играть мышцы... - И только здесь что-то, только в груди... В природе должны быть средства для борьбы с этим, не верю, чтобы не было... Но вы не умеете найти...
Сильный ум его долго не сдавался, - еще дольше, чем сильное тело, - и работал подчас с обычной отчетливостью... Бывали моменты забытья, тоски, метанья, - «полубреда», полуобмороков. Но, по миновании их, Куинджи становился по-прежнему «зорким»... Уже давно приговоренный к смерти, он продолжал жить. Его не поглощали обычные для больных интересы: ощущения боли и жажда избавиться от них... С учениками он говорил о дорогом ему деле - создании Общества, а нередко по-прежнему «сверлил землю» умственным взором, затрагивал огромные вопросы человеческого существования...
Доктор Гурвич записал один такой разговор, помеченный в его дневнике - 29 мая. Вызванный ночью по телефону, он застал уже конец припадка... Архипу Ивановичу стало немного легче... И вот он лежит, умирающий, в глубокую ночь, в своей гостиной, на разостланном на полу ковре, - голый, скинув с себя даже простыни, которые «душат»... Он подпер голову рукой, а врач наклонился к нему, чтобы лучше слышать ослабевший голос: Архип Иванович заявил, что ему хочется поговорить «о многом»...
О чем же повел он речь? О последовательности, которой нет в нашей жизни. Он одобрял строгость наказаний в защиту частной собственности, какою отличалось старинное финляндское законодательство; он горько иронизировал над попытками соединить капитализм и его порядки с Евангелием и христианством... «Евангельская любовь - ерунда при наличности капиталистического строя!» - говорил он: вот почему духовенство - безразлично, к какому толку христианства оно ни принадлежит - играет фатально фальшивую роль...
Это - «лавочка совести», по его выражению»...
Было ли то болезненное предсмертное - настроение или подлинный итог подведенной жизни, но в этих последних беседах Архипа Ивановича сказывалась огромная усталость от жизни, глубоко пессимистический взгляд на нее... Он не видел выхода из современного царства собственности и собственников: он высказывал доктору Гурвичу, что социализм, по его мнению, может устранить много преступлений, много зла, может развить солидарность и любовь, проповедоваемую христианством, но лично ему чувствовалась какая-то фальшь и здесь, что-то мертвящее, способное остановить жизнь: «Жизнь все-таки - борьба, соперничество, вечный «конкурс», -
говорил он, прибегая к словарю своей профессии... Жизнь представлялась ему, как сплошное единоборство двух начал - добра и зла.
Борьба со злом необходима, но зло сильнее добра, и потому толстовское учение о непротивлении нежизненно... Не будь борьбы, зло одолело бы. И при борьбе-то, в лучшем случае, получается лишь равновесие...
Тот же пессимизм сказывался и в оценке морального прогресса человечества. По мнению А.И., такой прогресс-самообман: человечество ни пяди не завоевало в области морали за все время своего исторического существования. Ни Моисей, ни Магомет, ни Будда, ни даже Христос ничего в этой области не сделали: не они переделали людей, а люди переделали их на свой лад, применительно к своим удобствам и потребностям... И в доказательство Архип Иванович указывал на рабство, которое всегда существовало и существует до сих пор; произошла только перемена названия: прежние рабы сначала превратились в рабов феодальных, а теперь их сменили рабы социальные...
далее...
|