Владимир Петров. Статья к 150-летию Куинджи

		Владимир Петров: К выставке Куинджи К выставке Куинджи, 2 К выставке Куинджи, 3 К выставке Куинджи, 4 К выставке Куинджи, 5

Его поздние работы весьма многообразны и по своей "географии" и по образно-живописным решениям и отличаются свободой и раскованной смелостью исполнения. В одних преобладают пленэрные, почти импрессионистические задачи, и художник с замечательной тонкостью передает градации световоздушной среды; в других доминирует декоративная праздничность, родственная детским рисункам и народной живописи; в третьих на первый план выступает линейно-ритмическое начало, близкое стилистике модерна. При этом одновременно с масштабными полотнами Куинджи создает множество малоформатных, порой почти миниатюрных работ, в совокупности поистине напоминающих россыпи живописных "самоцветов".
Но при всем многообразии позднее творчество Куинджи составляет существенное, целостное единство - все работы являются отдельными "словами" в сосредоточенном и глубоком диалоге с мирозданием, который вел художник и в развитии которого отчетливо просматривается нарастание емкости и в то же время лаконичности образных решений, расширения живописной палитры, с чьей помощью художник открывает световой смысл природы.

Замечательны и очень характерны для позднего Куинджи многочисленные изображения закатного неба, озаряющего то горные вершины, то морские и степные дали, то сверкающий зимний лес, а часто являющегося и единственным предметом изображения, причем в совокупности подобные работы составляют удивительно красивую и содержательную "поэму огня". Лишенные, казалось бы, сюжетно-ассоциативного смысла, они исполнены подлинной философской значительности, заставляя вспомнить слова, записанные в 1894 году в своем дневнике Л. Н. Толстым: "Смотрел... на прелестный солнечный закат. В нагроможденных облаках просвет и там, как красный неправильный уголь, солнце... И подумал: нет, этот мир не шутка, не юдоль испытаний только, а ... один из вечных миров, который прекрасен... и который мы должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для тех, кто после нас будет жить в нем". Любил изображать художник и цветные туманы, облака, плывущие в высоком ясном небе, подобно нежным сгусткам света (такие уподобления нередки у Куинджи в написании деревьев). Важное место в позднем творчестве Куинджи занимают и многочисленные виды кавказских гор, которые он начал писать в конце 1880-х годов во время поездки к своему другу Н. А. Ярошенко в Кисловодск. Особенно выразительны те работы, где художник запечатлел Эльбрус - гору, на которой, по преданию, был прикован к скале близкий Куинджи герой - Прометей, похитивший для людей огонь с неба. В самом величественном шатре Эльбруса было нечто особенно близкое основам образного мышления живописца: "сокращенная вселенная" его пейзажей очень часто имеет куполообразное строение, как бы воплощающее представления Куинджи о "храме" природы, венчаемом великим Светилом, и даже стволы деревьев в его картинах - колоннообразны.

Не раз обращался художник и к самым незатейливым мотивам северной природы - писал болота, лопухи, вешний талый снег, городские крыши. И, быть может, именно такие этюды с присущей им сочной, яркой цветностью позволяют особенно явственно понять, насколько этот человек интенсивно, далеко превосходя обыденное, пассивное восприятие, чувствовал, "пил" всем своим существом красоту мира, видел значительный смысл в каждом явлении природы и воистину мог бы сказать, что этот смысл "не может быть большим или маленьким - он непременно сочетается с вселенной и всемирным процессом" (А. П. Платонов). Были среди поздних произведений Куинджи и такие, в которых философские представления живописца обретали сюжетно-поэтическое и символическое выражения. Такова, например, картина 1890 - 1895 годов "Сумерки" (ГРМ), исполненная при совсем небольшом формате емких поэтических ассоциаций и близко перекликающаяся в своей сути с монументальной элегией И. И. Левитана "Над вечным покоем" (1894). Томительного элегического чувства полна и работа "Лунная ночь. Раздумья" (ГРМ), носящая, по-видимому, глубоко личный характер для столь любившего, по воспоминаниям Репина, "думать ночи напролет" художника.
Неожиданно, но и закономерно присутствие в его творчестве работы, в которой световая основа его мировоззрения обрела фантастическое выражение: в эскизе "Лунный свет на фигурах" (ГРМ), напоминающем образы английского романтизма, некие зловещие монстры, олицетворяющие, по-видимому, силы мрака, антижизни, терзают распростертую женщину в белом. А в самом начале XX века Куинджи создал и картину, наиболее концентрированно воплотившую его представления о нравственном идеале - "Христос в Гёфсиманском саду" (1901, Алупкинский дворец-музей). Сюжет, не раз привлекавший его товарищей-передвижников (В. Г. Перова, Н. Н. Ге, В. Д. Поленова и др.), Куинджи интерпретировал соответственно своему переживанию космического смысла бытия - фигура освещенного лунным сиянием Христа действительно являет в его картине "свет от света" и запечатлена в резком контрасте с окружающей тьмой, с которой сливаются подступающие к Христу носители зла. Величие и в то же время одинокая обреченность образа "Показавшего Свет" переданы Куинджи с глубокой, выстраданной выразительностью - живописец, веривший в свет и любовь, считал судьбу христианского учения драматичной, ибо, по мнению художника, "люди переделали его на свой лад, применительно к своим удобствам". Сохранились и слова Куинджи о том, что "евангельская любовь - ерунда при наличности капиталистического строя" и что поэтому современная церковь играет "фатально фальшивую роль", становясь "лавочкой совести"21. Иные же работы позднего Куинджи как бы "дышат древними поверьями, и даже освещение в них таково, каким оно, по выражению И. М. Прянишникова, было "до рождества Христова". Так, в картине "Красный закат" (1900 - 1905, Метрополитен-му-зеум, Нью-Йорк) изображение озаренной багрово-алым тревожным закатным небом степи с курганами и каменными истуканами словно заставляет нас перенестись в некие "скифские" праисторические времена.
Позднее творчество Куинджи позволяет с особой "наглядностью" понять и масштабность живописного дара, и значительность личности художника, природу его огромного влияния на учеников, которое Н. К. Рерих сравнил с духовным наставничеством восточных гуру. Куинджи действительно сумел зажечь воспитанников чистым энтузиазмом любви к природе и искусству и сплотить их в дружную семью, объединенную почти религиозным поклонением учителю. Главным его требованием было умение молодых художников сосредоточиться на постижении внутренней сущности жизни и, отказываясь от "протокольное", после глубокого изучения природы воссоздавать на холсте ее общий смысл. При этом он примером и советом как бы давал им ключ к обретению "вселенского чувства", вчувствованию в вечные стихии природы. Именно интенсивность переживания и живописного воплощения первородных начал жизни и своего рода "архаические", геогуманитарные стремления и стали, пожалуй, главной чертой его Школы.

Н. К. Рерих, истово верующий в вечное "пламя" бытия и обращающий внутренний взгляд к древним и средневековым культурам как космическим явлениям; создатель величественных пейзажей древней Киммерии К. Ф. Богаевский; А. А. Рылов с его способностью слышать "зеленый шум" деревьев в своих любимых краях непуганных птиц; певец Северного Ледовитого океана А. А. Борисов; автор неоромантических мифологических олицетворений природных стихий Ф. Э. Рущиц, В. Пурвит, В. К. Вроб-левский, другие ученики Куинджи - все они в той или иной мере усвоили у учителя способность и желание воплощать на холсте первородные начала жизни природы, сообщая созданным образам и свое "внутреннее", что всячески приветствовалось их наставником, считавшим необходимым "дерзание" в искусстве и вообще широко смотревшим на его пути.
Он был действительно открыт новому в живописи своего времени: с родственным вниманием относился к символизму (не случайно М. А. Врубель называл его своим учителем колорита), выступал на стороне мирискусников против Академии художеств; конечно, мог понять "планетарные" стремления новейших течений. В то же время многое в современном искусстве им резко осуждалось - он отрицательно отзывался о манерности, снобизме, "эротомании", гипертрофированном субъективизме и утрате естественного чувства меры, в самом деле ставшими характерными и не лучшими чертами искусства XX века. Сам он, при всей близости к космическим устремлениям нашего столетия, до конца дней хранил одно из самых ценных качеств художников его времени - "уважение к реальности" (И. Н. Крамской), волю к истине для всех. Эти качества присутствуют и в ряде масштабных полотен, над которыми он работал вплоть до конца жизни, оборвавшейся в 1910 году от тяжелой болезни сердца. Пожалуй, особенно замечательна среди них картина "Ночное" (1905 - 1908, ГРМ), воспринимаемая сегодня как завещание художника. С неповторимой, присущей только ему чуткостью запечатлел в ней художник таинство предутреннего нарастания света в степных просторах, на берегу покойной широкой реки, где тихо пасется, ожидая рассвета, табун лошадей. Причем, хотя картина и не закончена, художник физически позволяет ощутить, как "смотрят лошади упорно, странно на тающие в темноте лучи" (А. Л. Чижевский). Конечно, так передать обыкновенную мистерию жизни света мог только человек, всем существом прикосновенный к сокровенным тайнам бытия и понимавший искусство как действие "сил космоса, проходящих через человека" (В. И. Вернадский).
Это сочетание подлинной любви к живой жизни во всех ее проявлениях и "вселенского" чувства и делает наследие Куинджи особенно ценным и важным в наше время. Не случайно, хотя на судьбу его восприятия в завершающемся столетии весьма отрицательно повлияли как расхожие представления об "иллюзионизме" живописца, так и долгая вульгаризация творчества русских реалистов, оно неизменно привлекало тех, кто умел среди треволнений и "захлестывающих" процессов, происходивших в обществе, сохранить и нести острое чувство звездного неба над нами и нравственного закона внутри нас. Так, Прометеем называл художника М.А.Волошин. "Куинджиевскую" реку жизни видим мы на одной из самых человечных картин послевоенного десятилетия - "Северной песне" В. Е. Попкова. Как о своем любимом художнике говорил о Куинджи В. С. Высоцкий. И, надо надеяться, в будущем памяти о "художнике света" суждено не только не померкнуть, но и стать еще более осознанной и благодарной.

1992, Владимир Петров, искусствовед, куратор выставок Третьяковской Галереи.

первая страница...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»