Архип Иванович Куинджи. Биография-характеристика М.П.Неведомского

		Юность Куинджи Юность Куинджи 2 Дебют на выставках Дебют на выставках 2 С передвижниками С передвижниками 2 С передвижниками 3 С передвижниками 4 С передвижниками 5 Куинджи и ТПХВ Куинджи и ТПХВ 2 Куинджи и ТПХВ 3 Куинджи и ТПХВ 4 Сам - один Сам - один 2 Сам - один 3 Сам - один 4 Сам - один 5 Сам - один 6 Годы молчания Годы молчания 2 Годы молчания 3 Годы молчания 4 Куинджи в доме Куинджи в доме 2 Куинджи в доме 3 Куинджи в доме 4 Куинджи-педагог Куинджи-педагог 2 Куинджи-педагог 3 Куинджи-педагог 4 Куинджи-педагог 5 Куинджи и Академия Куинджи и Академия Куинджи и Академия Последние годы Последние годы 2 Последние годы 3 Последние годы 4

Художественный критик В.В.Стасов, с самого начала явившийся поклонником и энергичным ратоборцем передвижничества, со свойственным ему пылом доводил «гражданское» направление до крайности. Он не только требовал общественного содержания от картин, но и прямой тенденциозности. Так даже у «отца нашего реализма» Федотова он особенно ценил такие картины, как «Чиновник, получивший первый орден» или «Сватовство майора», и считал сентиментальной и бессодержательной чудесную «Вдовушку». Но Крамской, например, не только не написал ни одной тенденциозной картины, но и теоретически высказывался совершенно не по-стасовски. Он был всегда против «направленства» и тенденции; он только считал, что искусство вправе трактовать идейные сюжеты, и полагал, что именно русское искусство не может от них отворачиваться:
«Стараться о смысле, искать значения, - говорил он в одном из писем к Репину, - значит насиловать себя: вернейшая дорога не получить ни того, ни другого. Надо, чтобы это лежало натуральным пластом в самой натуре. Надо, чтобы эта нота звучала естественно, не намеренно, органически. Оно так, и баста. Не могу иначе. Мир для меня так окрашен!.. Я утверждаю, что это в славянской натуре. Я утверждаю, что в искусстве русском черта эта появилась гораздо раньше, чем было выдумано „направление..."»

И Крамской, конечно, был прав: дело было не в направлении и школе, а в настроении всей интеллигенции, всей лучшей литературы того времени, - настроении, охватившем и художественную молодежь.
Об этом свидетельствует самый успех передвижников не только в столицах, но и по всей провинции. «Передвижение» первых выставок по городам, можно сказать, было сплошным триумфальным шествием. Все газеты и журналы, от лучших столичных до самых сереньких захолустных, слагали в честь выставок один сплошной гимн. «Воспитательная цель», «бездна материала для наслаждения и поучения», «в высокой степени почтенное предприятие», «эффект полнейший, замечательные по экспрессии картины» - вот какими отзывами-откликами встречала пресса 70-х и начала 80-х годов зарождавшуюся самостоятельную школу нашей живописи...

Огромный и, можно сказать, роковой для художества вопрос об «идейном» и «чистом» искусстве до сих пор не получил у нас окончательного решения, хотя оно уже и проступает все более ощутительно в современных дебатах на эту тему... Принципиально и теоретически вопрос должен и может быть разрешен совершенно не в той плоскости, в которой по традиции, восходящей к 40-м еще годам - его у нас ставили и до сих пор часто ставят.

Нет никакого сомнения, что «обязательств» общественного служения налагать на искусство нельзя. Это суживает его задачу, лежащую в области гораздо более общих вопросов. Интуитивное познавание мира - вот задача художественного творчества. Налагать на него какие-нибудь специальные обязательства - это значит налагать и запреты, т.е. цепи. А именно абсолютная свобода интуиции есть первичное условие истинного творчества и главный залог достижений. Но ведь и поклонники чистого искусства налагают запреты не менее строгие, куют цепи не менее тяжкие. И они отрицают свободу искусства, и они суживают его область...

Почему человеческая жизнь, во всей ее многосторонности, и в частности, общественная жизнь не должны быть объектом художественного воспроизведения? Существо дела в том, чтобы не преобладали рациональный замысел и умысел, чтобы художественное творчество, имеющее своим коренным источником иррациональные элементы нашего «л», черпало в этом источнике - это во-первых. А во-вторых, чтобы концепция соответствовала тому роду искусства, к которому относится создаваемое произведение. То ощущение «насилия» над волей зрителя, то напряженно-искусственное настроение, какое дают большинство картин на идейные и особенно на гражданские темы, чаще всего обусловлено не отсутствием искренности их авторов, а нарушением этого основного правила, я готов сказать - закона художественного творчества. Лучшая иллюстрация к моей мысли - это произведения Вирца, дающие ощущение именно сплошного насилия над зрителем, а наряду с ними такие вещи, как «Июльские дни» Делакруа или символика Уотса, совершенно свободные от этого греха...

Живопись, нарушившая свои границы и забравшаяся в область публицистики, даст нам такие «тенденциозные анекдоты», как пукиревская «Свадьба» или перовская «Проповедь в сельском храме»; только литературным, а не живописным средствам поддается такой мотив, как «Всюду жизнь» Ярошенко... Но полны содержания (а не «анекдота»!) такие создания передвижнической школы, как исторические картины Сурикова «Меньшиков в Березове» или «Боярыня Морозова», - эти единственные у нас зрительные итоги целых эпох, эти проникновения в самую душу истории... То же можно сказать о «Тайной вечере» Ге, отчасти о его же «Петре и Алексее»...

Именно эти картины, при всем их типическом для семидесятнической полосы настроении, при всей мужицки-простоватой их технике и концепции - а, пожалуй, даже именно благодаря такой концепции - останутся вечными памятниками нашего искусства, неумирающими первыми словами только что народившейся тогда национальной русской школы... Говоря на современном языке, религиозное начало в искусстве, начало углубленного миро - и жизнеощущения, то устремление к синтетической идее, которое конкретизируется в каждом истинном создании искусства, есть не только допустимая, но глубоко плодотворная, жизнетворная и необходимая вещь. Наличность ее в искусстве поднимает его на высоту подлинного орудия познавания мира, превращает художественное произведение в ступень этого познавания, придает ему неувядающее значение...
Именно религиозного характера, - употребляя этот термин не в мистическом, а в самом широком смысле слова, - требовали от живописи люди 70-х годов. Именно с высоты этих требований относились они отрицательно к европейскому «буржуазному» искусству, лишенному «содержания» или «нерва», как выражался в своих письмах Крамской.
Беда их состояла лишь в том, что самая религия жизни, ими исповедуемая, была слишком пропитана аскетическим морализмом, что синтез, которым они жили, был слишком узок и не вмещал некоторых, горячо ныне признаваемых, ценностей... Но это, конечно, была вина эпохи, а не личностей и не «школы»...

Там, где люди 70-х годов только высказывались, мы теперь видим проповедь и умысел. С нашей современной точки зрения, многие из передвижников грешили и тенденциозностью, в духе литературы того времени, и особенно часто тем смешением специфических областей и нарушением пределов различных родов искусства, о котором я только что говорил... Религиозным отношением к своему искусству был проникнут и Куинджи. Творя в области пейзажа, - казалось бы, нейтральной в споре между поклонниками чистого и идейного искусства, - он, однако, в основе своих воззрений был типичный передвижник.

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»