Леонид Волынский. Статья о творчестве Куинджи, часть вторая
|
|
Александр Бенуа
Леонид Волынский, часть 1
Леонид Волынский, часть 2
Григорий Островский
Виталий Манин
Виталий Манин, часть 2
Виталий Манин, часть 3
Виталий Манин, часть 4
Виталий Манин, часть 5
Виталий Манин, часть 6
Виталий Манин, часть 7
Виталий Манин, часть 8
Виталий Манин, часть 9
Виталий Манин, часть 10
Виталий Манин, часть 11
Виталий Манин, часть 12
Виталий Манин, часть 13
Виталий Манин, часть 14
Виталий Манин, часть 15
Соломон Воложин
Николай Рерих
Владимир Петров
Дмитрий Шорскин
|
|
|
Мне всегда казалось, что невозможно по-настоящему понять картины художника, не вникнув поглубже в него как человека, в его жизнь, в его характер, в его судьбу.
Вот главная черта характера Куинджи: он был добр. Он любил птиц. Ежедневно в определенный час он выходил на улицу с мешком корма, и птицы знали это.
Как только раздавался традиционный выстрел пушки на верках Петропавловской крепости, отмечавший полдень, целые тучи пернатых слетались чуть ли не со всего города к дому на Шестой линии Васильевского острова.
В небольшой квартире Куинджи одна из комнат служила птичьим лазаретом - там он отхаживал больных и полузамерзших воробьев, галок и ворон в студеные зимние месяцы.
Он любил людей - и не на словах, а на деле.
«Это... это что же такое? - спрашивал он по-мариупольски горячо и певуче.- Если я богат, то мне все возможно: и есть, и пить, и учиться, а вот если денег нет, то значит - будь голоден, болен и учиться нельзя, как было со мной..
Но я добился своего, а другие погибают. Так это же не так, это же надо исправить, это вот так, чтоб денег много было и их дать тем, кто нуждается, кто болен, кто учиться хочет...».
То были не пустые слова.
Чтобы «денег много было», Куинджи пускался на всякое, вплоть до покупки земли и доходных домов. А разбогатев, не стал жить барином. Жил он по-прежнему скромно и даже стесненно, а деньги свои пускал на общее благо, щедро помогая молодым художникам (да и не только художникам).
В 1904 году он внес сто тысяч рублей на проведение ежегодных весенних конкурсов для молодых живописцев.
Он был вольнолюбив и независим. Когда в Петербурге разразились студенческие волнения, окончившиеся стачкой, Куинджи был уволен из состава профессоров академии и подвергнут домашнему аресту «за близость к студентам и авторитет среди бастовавших».
Президент академии великий князь Владимир не подавал ему руки. Зато молодежь отвечала ему горячей любовью.
Когда он, бывало, приезжал на академическую дачу близ станции Подсолнечной, где учащиеся-пейзажисты писали летом этюды, там начинался шумный всеобщий праздник, и грузный бородач («отец», как его называли) резвился азартно вместе со всеми и уезжал, провожаемый оживленно галдящей толпой учеников.
И среди яркого жизненного успеха, на вершине славы и признания, он вдруг - сорокалетним, в расцвете сил и таланта - решил «уйти со сцены» и твердо объявил, что отныне и до конца жизни не выставит более ни одной картины.
Так он и поступил. Когда изумленные друзья спрашивали о причинах неслыханного решения, он отвечал: «У меня спрашивают, почему я бросил выставляться. Ну, так вот это так: художнику надо выступать на выставках, пока у него, как у певца, голос есть. А как только голос спадет, надо уходить, не показываться, чтобы не осмеяли.
Вот я стал Архипом Ивановичем, всем известным, ну, это хорошо, а потом увидел, что больше так не сумею сделать, что голос стал как будто спадать. Ну, вот и скажут: «Был Куинджи, и не стало Куинджи». Так вот я же не хочу так, а чтоб навсегда остался один Куинджи».
Таким он и остался навсегда - человеколюбцем, чья доброта и бескорыстная широта натуры как в зеркале отразились в его картинах.
Рядом с исправными, но скучными пейзажами Клодта, рядом с чужеземными холодными ландшафтами Боголюбова или Беггрова картины Куинджи звучали величественным гимном природе, ее одухотворенной красоте, порождающей в человеке чувство радости бытия.
И не в ошеломляющих эффектах была главная сила Куинджи. В его прощальной картине «Днепр утром» (последней показанной на выставке при его жизни) нет ни луны, ни багрового заходящего солнца - ничего, кроме поросшего выгоревшей травой, полевыми цветами и чертополохом берега да заречных далей, окутанных мглистой дымкой. Куда уж проще!
И однако, остановясь перед этой картиной, испытываешь особую радость - так бывает, когда очутишься ранним утром на высоком берегу над рекой, над неоглядными просторами, напоенными мягким светом, и стоишь в счастливом молчании.
Куинджи остался верен своему слову. Двадцать девять лет (вдумайтесь в эту цифру!) он не выставлялся, хоть не прекращал работы ни на один день, и только самые близкие друзья, которым он изредка показывал новые свои холсты, были свидетелями непрекращающихся упорных исканий.
В эти годы он написал полный чувства покоя пейзаж «Дубы», который можно увидеть теперь в Ленинградском Русском музее. Там же хранится и неоконченное «Ночное», где тонко уловлен тот предрассветный миг, когда все еще погружено в синеву ночи и только небо у горизонта чуть тронуто занимающейся «розовоперстой» зарей...
Но все это казалось ему лишь повторением найденного, уже открытого людям; гордое самолюбие искателя не позволяло ему повторять не только других, но и самого себя".
Статья Островского...
|