Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Тайны света и цвета

В свое время Прахов горячо приветствовал передвижников за то, что они решились «сказать на своем специальном языке художественных форм правду». Он и теперь относится к ним дружески, да и передвижники в нем не разочаровались - в 1879 году Крамской напишет его портрет: открытое, честное лицо, высокий лоб, легкие чуть вьющиеся волосы на голове и в бороде, внимательные, чуткие глаза с цепким, пытливым взглядом, красивые, благородных очертаний руки. В этом портрете раскрыта вся степень душевного уважения Ивана Николаевича к Адриану Викторовичу: им нечего делить, не из-за чего ссориться. Но к полотнам передвижников Прахов охладел: передвижники, считает он, сделали свое дело, добились «внутреннего освобождения» искусства от всяких официальных и коммерческих соображений, но «этот важный акт... вполне закончился», и русское искусство должно двигаться дальше. Важно - что изображать, утверждали и продолжают утверждать Мясоедов, Лемох, Максимов, Клодт. Важно - как изображать, возражает им Прахов, нужно,- чтобы искусство отражало действительность не однотипно, но в самых разнообразных художественных формах. Куинджи для него один из тех, кто ищет эти формы, на кого стоит надеяться.
Адриан Викторович может «подтолкнуть» талант, заставить художника серьезно, взыскательно относиться к работе. «Прахов прочел мне целую лекцию, как надо поступать с таким драгоценным даром, какой дан мне,- даром трогать сердца людей», - скажет впоследствии Нестеров. Но Куинджи не нуждается в подталкивании, напротив, Прахов порой осторожничает с ним: слишком пылким, страстным кажется петербуржцам южанин. Адриан Викторович полагает, что его, идущего семимильными шагами, надо бы в чем-то предостеречь: в волшебных сапогах легко не заметить ухабы и выбоины на пути. «Легкость успеха может поселить в авторе пренебрежение к изучению, обновлению и проверке с природой употребляемых им средств»,- говорит он. Но за чуть снисходительным, «профессорским» тоном Куинджи чувствует главное: Прахов одобряет и благословляет его искания.

К Шестой передвижной Архип Иванович готовил два пейзажа: «Закат солнца в лесу» (в критике его станут называть просто «Лес») и «Вечер». Петербуржцы ждали его работ с нетерпением, шли на вернисаж как на премьеру, почти как на бега: ставили на фаворита, шли смотреть на фаворита, заранее предвкушая необычность впечатления. Но на Шестой выставке первенствовали Другие художники. Спор, какое полотно поставить на первое место, шел вокруг «Протодьякона» Репина и «Кочегара» Ярошенко. Известный в ту пору писатель Боборыкик предпочитал «Кочегара», считая, что в нем «гораздо меньше литературной преднамеренности». Крамской уверял, что «в живописи «Кочегар» здорово уступает «Дьякону», но впечатление, типичность равны; оба весят здорово». Прахов как бы подводил итоги спорам, утверждая, что «и «Кочегар» Ярошенко, и «Протодьякон» Репина есть великолепный, грандиозный почин со стороны метода» и что русскому искусству предстоит создать «полную портретную галерею нашего современного общества, воспроизведенную столь же монументально». Среди пейзажей наибольшее внимание привлекали «Рожь» Шишкина и «Московский дворик» Поленова. На полотне Шишкина царил жаркий летний день - это чувствовалось и в собирающихся у горизонта дождевых облаках, и в общей солнечности колорита, построенного на сочетании золотисто-коричневых и голубовато-зеленых тонов. Ветер чуть колебал высокие, клонящиеся к земле под тяжестью налившихся зерен колосья; уходящая вдаль тропинка и ритм могучих, тянущихся к небу сосен подчеркивали необозримые просторы русских полей. Солнце заливало и картину Поленова: фигурки играющих на траве детей, белые стены дома, бревенчатый сарай, шатровая колокольня, тающие облачка - все словно купалось в свете и воздухе. Зрители подолгу стояли перед «Московским двориком», говорили о тончайшем лиризме и чистоте красок художника, о чувстве проникновенной душевной доброты, исходящей от картины.

Толпились они и вокруг пейзажей Куинджи, но здесь единомыслия не было. Некоторые восторгались ими, другие негодовали, но вспыхивающие споры, не успевая разгореться, угасали. «Вечер» и «Закат солнца в лесу» вызывали недоумение. Многие считали, что Куинджи попросту повторил себя, особенно в «Вечере»: в нем был воспроизведен тот же мотив, что и в прославленной «Украинской ночи», только на этот раз не при звездах, а при закате. Удивляло и композиционное решение «Заката солнца в лесу»: живописец «срезал» верхушки деревьев, они будто ушли за пределы холста. Конечно, благодаря этому стволы казались придвинутыми к зрителю, а лес густым и непроходимым, но в то же время полотно воспринималось не как живописный пейзаж, а скорее как театральный задник - декорация. Но больше всего смущала сила освещения. При первом взгляде на «Вечер» и «Закат солнца в лесу» зрители невольно вздрагивали. Заходящее за соснами солнце не просто светилось, оно полыхало, пылало. И такой же багровый свет плыл над украинским хутором: закат окрашивал розовым зелень деревьев, делал ярко-малиновыми белые стены мазанок. Цвет этот бросался в глаза, казался экзотичным, неправдоподобным. Из-за его насыщенности, интенсивности начинали сомневаться: а на Украине ли происходит действие? Чтобы убедиться в национальной конкретности пейзажа, обращались мыслью к «Украинской ночи», сопоставляли оба полотна, и сопоставление это оказывалось не в пользу «Вечера».

«Украинская ночь» несла в себе гармонию, умиротворение. «Вечер» и «Закат солнца в лесу» тревожили, в них была не свойственная пейзажам беспокойная острота. Неудовлетворенными чувствовали себя не только обычные зрители, но и ценители искусства. Непримиримую позицию занял Стасов. «Может быть, никому еще не удалось написать своей кистью такого жгучего, такого раскаленного солнца,- писал он о «Закате солнца в лесу». - Но зато этой одной полоске, удачной и талантливой донельзя, новой и своеобразной, принесена в жертву вся остальная картина. Перед зрителем тут не лес, не деревья, а какая-то темная безликая декорация, невероятная, без малейшего просвета, без листьев, с плохо написанной лужей посреди. За это хвалить нечего. Пейзаж должен быть портретом с природы, а не ловлением одних красивых или поразительных эффектов ее».

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»