Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"
Тайны света и цвета
Каждая его картина была плодом долгих раздумий. Следуя античной мудрости, Архип Иванович «поспешал медленно». С 1876 года появляются у него этюды белоствольных березок. Но только в 1879 году он берется за пейзаж «Березовая роща». Работа начинается как бы заново, этюды убраны, задвинуты - ничто не помогает натянутому на подрамник чистому холсту.
«К этюду,- рассказывал Богаевский критику Щекотову, - Куинджи откосился только как к подсобной для картины работе, служащей лишь для изучения натуры, не допускал, чтобы этюд целиком переносился в картину или чтобы последняя строилась по нему.
Он требовал, чтобы в работе над картиной все это отодвигалось в сторону, чтобы возникновению образа, впечатления не мешали никакие детали, схваченные этюдом или рисунком, чтобы образ рождался как синтез тех впечатлений от природы, что откладывались в душе художника».
На сохранившихся эскизах к «Березовой роще» (все они сделаны в 1879 году) видно, как Куинджи идет от натуры к созданию картины. На первом эскизе деревья растут сплошной массой, лишь в середине отступая перед просекой. На втором они уже собраны в купы, по ним скользят солнечные пятна, дали приобретают декоративные, пронизанные «воздушными паузами» очертания.
Но и на этом эскизе все еще слишком близко к действительности: стволы написаны плотно, им придан явственно ощущаемый объем, они придвинуты так близко к зрителю, что можно в подробностях рассмотреть рисунок коры; яркий свет заливает почти весь холст, тени бегут только от стволов,- глядя на эскиз, думаешь не о роще, но о поляне. В завершенном пейзаже Куинджи резко уходит от эскизов.
В нем нет ни светотеневых переходов, ни тональных градаций. Цвет собран в большие массы, плоскости. На многоцветье нет и намека, девять десятых холста записано голубым и зеленым, но благодаря активности как света, так и тени, зеленый становится то темным, почти черным, то светлым, сияющим, то глухим, то звонким. Взгляд словно погружается в него, тонет в нем.
Насыщенный, глубокий, не разбитый ни световыми вспышками, ни воздушными просветами, цвет обретает особую эмоциональность и делает пейзаж праздничным. «Поэзию солнечного света внутри березовой рощи, ту радость, которая разлита в картине», отметит впоследствии Рылов.
Зелень и голубизна, тень и свет. Темные дали контрастируют со светящимся небом, молодая трава, словно высвеченная сверкающими под солнцем белыми стволами, кажется еще ярче по сравнению с глухими тонами затененной части поляны. Пространство как бы раздвигается перед зрителем: из лесного сумрака его ведут на светлую, радостную опушку, а за ней, за этой опушкой, его опять ждут тень, прохлада.
Но не только синтезом света и пространственностью отличается завершенный пейзаж от эскизов. Куинджи отказывается от «дословного» воссоздания натуры, от обусловленного волей природы и случая ландшафта. Он прибегает к кулисному, излюбленному еще знаменитым французским живописцем XVII века Клодом Лорреном, построению композиции: стволы берез обрамляют ее с обеих сторон.
У ближних деревьев видны только стволы, кроны их как бы находятся за пределами пространственного поля полотна, дальние же стоят высокой стеной и окутаны пышной листвой - прихотливая линия рисунка, выявляющая разнообразие их форм, подчеркивает условность построения пейзажа. Пейзажа, переставшего быть «слепком с природы», картины, сочиненной и скомпонованной художником.
«Березовую рощу» Куинджи готовил для Седьмой передвижной выставки. И одновременно, для той же выставки, писал еще два пейзажа - «Север» и «После дождя». Художники, видевшие, как он работал, удивлялись: три холста сразу, даже не друг за другом, все три на мольбертах, и все разные. Разные во всем - и в сюжете, и в цветовой гамме, и в цвете, и даже в настроении.
В «Севере» мазок то сочен, протяженен, то легок, эскизен - скользящие по небу облака почти неощутимы по живописи. В картине «После дождя» тоже тучи, но они не парят, а несутся по небу, и мазок становится уже «е воздушным, а нервным, быстрым, взволнованным. В «Березовой роще» царит чувство радости: окруженная белоствольными деревьями лесная поляна ликует, впитывая живительную силу солнца.
«Север» мрачен, суров, величествен, чудом выросшая на голой скале сосна сторожит бескрайние просторы, кажется, на десятки верст уходит вдаль пустынный горизонт. В полотне «После дождя» неверный свет пробивается сквозь отступающую свинцовую тучу, небо еще заряжено тревогой, но мокрый луг уже засветился предчувствием радуги, на нем мирно пасется лошадь. И она, и дальний крестьянский хутор воспринимаются как воплощение тишины, спокойствия.
Увидев эти работы, Крамской ахнул. Все в мире едино, все в мире прекрасно, утверждали пейзажи. Внешне разные, они все говорили о значительности круговорота жизни,- эпическое начало, и ранее свойственное творчеству Куинджи, получило в них явственное выражение. Заливающее рощу солнце и упорно цепляющаяся корнями за камень сосна олицетворяли неизбывность бытия; пронесшийся над землей ливень был показан как событие, одинаково важное и для природы и для человека, как жизненное чудо.
Архип Иванович работал над этими полотнами до самого дня вернисажа. И - не успел. И тогда Крамской своей волей, на собственный страх и риск, несмотря на то, что о дне открытия выставки было заранее объявлено в газетах, отложил его еще на неделю. Художники волновались, спорили, возмущались. «Куинджи не готов? Семеро одного не ждут!» - негодовал импульсивный Репин: сам не спал ночами, готовя к выставке «Царевну Софью».
Но Крамской был непоколебим. Куинджи нужно еще несколько дней, чтобы закончить картины,- и он их получит, получит, как бы ни говорили об этом остальные. Без его пейзажей выставка открыта не будет.
далее...
|