Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

И один в поле воин

Рерих пригласил много новых преподавателей. Среди них Рылов. Так же, как Рерих, как Куинджи, он убежден, что способности начинающих художников можно выявить, лишь дав им максимум творческой свободы. Превосходный рисовальщик, добрый и отзывчивый человек, он дает советы лишь в случаях прямой необходимости. «Ежедневные указания преподавателя вредны: ученик отвыкает самостоятельно работать», - говорит он. На свои уроки (а ведет он класс рисования животных) Рылов привозит то мартышку, то зайца, то чайку: рисовальщик, считает он, должен уметь схватывать движения живых, непослушных, не обращающих на него внимания животных. Однажды привез из зоологического магазина дикую лисицу на цепи - к концу урока она свернулась у него на коленях,- даже Архипа Ивановича поражает умение Рылова обращаться с животными. Мартышка, заяц и чайка живут у него в мастерской, дружат с малиновкой, сойкой, хомячком; все идут на его голос, садятся на плечи, дергают за волосы. Вещи вокруг в беспорядке, краски валяются где попало, мартышка вечно опрокидывает воду, птицы оставляют следы, и все-таки подтянутый, щеголеватый, педантично аккуратный Богаевский, приезжая в Петербург, останавливается только у Рылова. В эти дни в мастерской с утра до вечера кипит самовар, тихо звенит гитара, идут долгие, неторопливые беседы с Архипом Ивановичем.

Не просто удовлетворение - огромную нравственную поддержку дают Куинджи его ученики: он чувствует в них свое продолжение. И не только в педагогике, но в главном - в искусстве. Внимательно вглядываясь в их картины, не в поверхностном («пути искусства широки») , в глубинном их слое он видит многое, что если и не родилось в общении с ним, то возросло и укрепилось под его влиянием. Романтическое желание выявить красоту самой, казалось бы, привычной и обыденной природы, отношение к цвету как источнику выразительности, к колориту как к целостной живописной задаче - это у Рылова, Пурвита. Уход от жизненной суетности, восхищение перед величием мироздания, влюбленность в мерцание лунного света - это у Борисова. Философское понимание бытия, стремление к внутренней значительности изображаемого, к простым и обобщенным формам - у Богаевского и Рериха. Умение подняться над натурой, создать картину не только вызывающую чувство, но и побуждающую к раздумью над жизнью - у всех. Все, что было заложено в мастерской, что впервые робко проявилось в дипломных работах, не померкло, но развилось, расцвело, налилось собственной силой. Может ли быть большая радость для художника и учителя? Окружали Куинджи и совсем начинающие художники, сегодняшние студенты Академии. Адрес, который когда-то поднесли ему ученики, оказался пророческим. Архип Иванович по-прежнему был центром, собирающим вокруг себя молодежь и «показывающим пример высокого отношения к искусству и жизни». Когда он появлялся на выставках или на концертах, устраивавшихся для учеников Академии, вспоминает один из студентов того времени, все присутствующие вставали и долго ему аплодировали. «В этих аплодисментах выражалось уважение к Куинджи, как символу беспристрастия, кристальной честности и любви к искусству... я не встречал художника, к которому бы масса его коллег относилась так единодушно», - пишет мемуарист. Куинджи не искал дешевой популярности, не заискивал перед молодежью, был требовательным, порой жестким. Если он понимал, что у молодого живописца нет подлинной любви к работе, тот сразу же переставал существовать для него. Никаких отговорок и ссылок на объективные причины не признавал. «Объяснить-то все можно, а ты вот пойди да победи», - иронически замечал он. Но особенно раздражали его студенты самоуверенные, слишком доверяющие своему таланту и кисти. «Остается какие-нибудь три недели до выставки,- возмущался Архип Иванович, - а художник мне говорит: «Я хочу написать к ней три картины». Разве картины - сапоги? Сапоги можно сшить к известному сроку. Когда я начинал картину, я положительно не знал, когда ее кончу: через месяц, через год, может быть, никогда. Надо уметь выстрадать картину. Да что картина! Иногда облачко, которое не можешь сразу схватить, причиняет столько мук, что порой теряешь голову... И работаешь, добиваешься неделями, месяцами...»

И еще одно вызывало в нем яростное противодействие - спекулятивное отношение к искусству. В чем бы оно ни выражалось - в готовности угождать начальству или в желании незаслуженно прослыть прогрессивным, свободомыслящим. Существует мнение, будто Куинджи считал, что тенденциозные произведения не могут быть художественными. Вряд ли с этим можно согласиться. В начале своего творческого пути Куинджи сам писал тенденциозные произведения и никогда от них не отрекался. Не против тенденции, но против подделок под тенденцию высказывался художник. «Цели искусства, задачи его широки, почти необъятны. Вся окружающая действительность... может быть объектом художественного творчества» - таков был его тезис. Но как назвать произведением искусства произведение неискреннее, наскоро написанное, плохо исполненное? «Я далеко не против того, чтобы мрачное настоящее служило художнику источником вдохновения,- говорил он толпившейся вокруг него молодежи. И пояснял с беспощадной требовательностью истинного художника:- Но надо, чтобы художника целиком захватил тот или иной мотив, а во-вторых, чтобы это было выражено талантливо, убедительно. Дело прошлое, вспомним злободневные картины на Весенней выставке. Все эти картины состряпаны наспех. Они безграмотны, неряшливы, нет ни рисунка, ни живописи. «Баррикады» Мейсонье, «Стачка» Дефреггера - вот это художественно и сильно. Это я понимаю!»

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»