Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

На пороге судьбы

Уже давно стал доступен для публики и Эрмитаж. «А туда, кажется, надо во фраке?» - испуганно спросит Репин. «Нет, это прежде было, теперь просто»,- ответят ему. В Эрмитаже картины старых мастеров, великолепные французы, фламандцы, голландцы - Лоррен, Рубенс, Рембрандт - любое сочетание красок, каждый мазок - школа! С Репиным и Васнецовым заводит свои первые дружеские связи Куинджи. Виктор Васнецов - попович из затерянного в глуши вятских лесов села Лопьял; оттуда он привез любовь к крестьянскому искусству, народной резьбе по дереву, сам говорит: «Я всегда только и жил Русью». На одном из рисунков тех лет Куинджи запечатлел его: мягкие линии продолговатого славянского лица, небольшая бородка клинышком, внимательные, спокойные глаза. И действительно Васнецов всегда спокоен, сосредоточен, задумчив. Совсем другое дело Илья Репин: веселый, непоседливый, он в любую минуту готов к шуткам и смеху. Репин тоже не петербуржец - сын военного поселенца из Чугуева («Звание,- говорил он сам, - очень презренное, ниже последнего считаются разве еще крепостные»), но ни это, ни испытанная в детстве бедность не повлияли на его жизнерадостность. Рисует и пишет он легко, радостно: еще только учится, а слава о нем уже идет между молодыми художниками. «Когда мы надрывались при рисунке с натуры, Репину она давалась так легко, точно он играл на балалайке»,- говорил один из них.

«Мы как-то быстро подружились и часто начали ходить к Мазанихе... где жил Куинджи, втроем, бывало, кричали и спорили до двух часов ночи»,- вспоминал Илья Ефимович. Встречались порой и в Академии, но там, по словам того же Репина, Куинджи появлялся «скромным бедняком», а в «меблирашках Мазанихи», коренастом, приземистом здании со скучным, однообразным фасадом, все чувствовали себя проще. Здесь и кухмистерская, и воля полная - шуми хоть до рассвета, и всегда много молодежи. Начинающие художники сбиваются в кружки, рисуют, позируют друг другу, кто-то один читает вслух. Что волновало молодежь тех лет? Прежде всего - извечные вопросы юности: как жить и во что верить. Хотели жить по правде, мечтали послужить народу. Толковали о том, что считать прогрессом, обсуждали роль личности в истории, раздумывали, можно ли считать личность высшим выражением общественного прогресса. Взахлеб, ночами читали «Исторические письма» Лаврова и «Что такое прогресс» Михайловского. «Неделю» и «Отечественные записки»,- в которых они были опубликованы, затирали до дыр, передавали из рук в руки. Увлекались естественными науками. «Под влиянием литературы шестидесятых годов, в особенности Писарева, наши умственные интересы обратились в сторону естествознания», - напишет впоследствии физиолог Павлов. Писарев по-прежнему царил в умах. «...Что можно разбить, то и нужно разбивать, что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам», - повторяла молодежь его страстные призывы. Неожиданная смерть критика (4 июля 1868 года он утонул, купаясь на Рижском взморье) еще более подстегнула его славу. Похороны превратились в грандиозную студенческую манифестацию, гроб несли через весь город на руках, непрестанно меняясь.

В художнические кружки вливались студенты университета, которые тоже квартировали у Мазанихи, - художники дорожили общением с ними. «Необходимо для Академии общение с университетом,- настаивал автор статьи «Художники и студенты».- Оттуда дуют идеи века, там кипит жизнь русского общества... Выйти в эту жизнь, заинтересоваться судьбой нашего общества - вот что необходимо художнику». Порой среди молодежи вспыхивали горячие споры, особенно яростно и ожесточенно спорили об искусстве. Да полно, нужно ли оно сейчас, не является ли праздной забавой, дорогостоящей игрушкой, отвлекающей умы и силы от настоящего дела? Может быть, единственное, на что оно годится, - это изображать «страдания голодного большинства, вдумываться в причины этих страданий, постоянно обращать внимание общества на экономические и общественные вопросы»? Так утверждал Писарев. Новые кумиры Михайловский и Лавров хотя и ополчались против прямолинейной, открытой тенденции (оба они высоко ценили «стройную», проникнутую «подлинным пафосом» форму), но тоже расценивали искусство главным образом со стороны его общественного воздействия. «Что лучше? - спрашивали студенты. - Яблоко в натуре или яблоко нарисованное?» Спорили в квартирах, в кухмистерской, на улицах, кричали до хрипоты. А «назавтра,- рассказывал Васнецов,- спорили между собой художники. В самом деле: что такое искусство... какая его цель? Каков идеал? Чего оно хочет от человека? От самой жизни?» Куинджи во всех этих спорах играл далеко не последнюю роль. Он энергично размахивал руками, его бас звучал мощно, напористо. Репин вспоминал: «Куинджи... был с большими недостатками в образовании, односторонен, резок и варварски не признавал никаких традиций... Он шел от своего природного ума, верил только в свои личные воззрения на искусство и влиял на товарищей менторски». Вероятно, сила убедительности Куинджи крылась в том, что он опирался не на книжные знания, а на пережитое и перечувствованное: у него был нелегкий жизненный опыт, и, размышляя над чем-то, он имел большой материал для сравнений. Кроме того, на северян, безусловно, действовал его южный пыл, его страстная энергия. Эти качества подчеркнул в исполненном в 1869 году портрете Куинджи Васнецов - выявил энергичность лица, полного молодой силы, его затаенную властность. Острый, пристальный взгляд, вьющаяся темная борода, густая шапка черных волос, орлиный нос - красивое лицо («Красив, как Ассур, царь ассирийский!» - восклицал Репин). Но не только красивое: это лицо человека, твердо наметившего свой жизненный путь и готового к действиям.

Для заработка Куинджи работает в фотографии ретушером: в те годы фотография входит в широкую моду. Иные восхищаются ею, называя светописью, в которой сочетаются наука и искусство. Другие, критически сравнивая ее с гравюрой, отдают предпочтение последней. «Гравюра - живая, льющаяся по произволу вдохновенная речь, фотография - холодный, но верно высчитывающий каталог», - пишет известный всему Петербургу критик Владимир Васильевич Стасов. Проще всех этот спор разрешил смешливый Репин, всем и каждому рассказывающий, как неприятно чувствуешь себя, накинув на голову черное сукно, которым пользовались тогда при фотографировании: «Да тут удушиться можно! И кому в голову пришло изобретать этот аппарат, когда можно просто нарисовать портрет!»

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»