Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Дни триумфов и перемен

Анна Ивановна училась в Академии художеств; по сравнению со своим мужем она была совсем юной, недаром ее отец, донской казак, всячески сопротивлялся их браку. Консистория наложила на Менделеева шестилетнюю епитимью за развод с первой женой, но Дмитрий Иванович был настойчив, и в конце концов священник Адмиралтейской церкви за десять тысяч обвенчал его с Анной Ивановной. Священника лишили духовного звания, но брак был совершен, и оказался на редкость счастливым. Менделеевы жили согласно, преданно любили друг друга, радостно растили маленькую дочку. Раз в неделю у Менделеевых собирались гости. Приходили художники: Куинджи, Ярошенко, Крамской, Мясоедов, Савицкий, Владимир Маковский, Максимов, Шишкин, Волков, Михаил Петрович Клодт, скульптор Леонид Владимирович Позен, душевный и сострадательный человек, нелицемерно сочувствовавший изображаемым им беднякам - крестьянам, нищим, лирникам; Куинджи искренне симпатизировал ему. Приходили и профессора - коллеги Менделеева по университету. Петрушевский, Вагнер, знаменитый ботаник Бекетов, ректор. Бекетов был поверенным сердечных тайн Дмитрия Ивановича; после его смерти он передаст Анне Ивановне письма, которые тот писал ей, не отсылая, еще не надеясь на ответное чувство: они хранились у Андрея Николаевича. Иногда он приводил с собой маленького внука (его звали Александром Блоком), мальчика отправляли в детскую - к Любочке.

Дмитрий Иванович, задумчиво глядя в пространство, курил толстые папиросы, курил много и всех уверял, что это не только не вредно, но даже полезно: «Врут ученые! Я пропускал дым через вату, насыщенную микробами, и увидел, что он убивает некоторых из них». Говорил он всегда пылко, словно пророчествовал. В споре порой срывался на крик, за который потом просил прощения. «Восстановленному миру» радовался, как ребенок, хвастался каталогами своей библиотеки - своими руками, дважды по именам и по темам расписал все книги на карточки, переплетами - сам их делал, дорожными чемоданами - сам клеил. Пожалуй, это было наиболее постоянным из его увлечений: он тщательно выбирал кожу, покупая ее всегда в одной и той же лавке на Апраксином рынке, и хозяин лавки был уверен, что к нему ходит «известный чемоданных дел мастер». У Менделеевых бывал Прахов, бывал Гаршин. На одном из вечеров у Дмитрия Ивановича Репин уговорил Всеволода Михайловича позировать для картины «Иван Грозный и сын его Иван» - художник писал с него убитого царевича.
Ефим Ефимович Волков (в начале 80-х годов он экспонировал на выставках Товарищества лучшие свои пейзажи «Осень» и «Октябрь», написанные хотя и несколько дробно, но с неподдельным лиризмом) пел народные песни. Играли в фанты. Крамскому выпало прятаться в шкафу - прятался. Гаршина попросили почитать стихи - он читал: «Не смейся над моей пророческой тоскою; я знал, удар судьбы меня не обойдет», - и плакал. Пили чай, крепкий, душистый, золотисто-коричневый. Менделеевы гордились своим чаем, выписывали его из Кяхты в огромных деревянных цибиках; получив, застилали полы простынями, смешивали различные сорта, подсушивали, раскладывали по стеклянным сосудам с притертыми пробками. Пролистывали новые книги по искусству - их присылали владельцы художественных магазинов, считавшие за честь показать свои издания на менделеевских «средах»: об этих «средах» был наслышан весь город. Говорили о науке, о живописи. «Вопросы искусства были близки Менделееву в такой же степени, как и вопросы науки»,- писал художник Минченков. У Менделеевых - «среды», у Ярошенко - «субботы». У Менделеевых - чай, горы бутербродов, у Ярошенко - пироги, исходящая паром разварная рыба. Блюда эти славились. С рыбными пирогами Марии Павловны могли поспорить лишь осетры, которыми раз в году - на свои именины - угощал передвижников Волков: они были так огромны, что для их приготовления была заказана специальная посуда.

Ярошенко жил на Сергиевской улице, в доме номер 63 (ныне улица Чайковского, 63), большом, нарядном, почти сплошь покрытом лепниной - раковинами, львиными и женскими головами, кариатидами, картушами. На четвертый этаж к нему поднимались по пологой парадной лестнице, расписанной цветами и купидонами, пропитанной непривычными для русского обоняния запахами: в этом же доме находилось китайское посольство. «Китайцы крокодила жарят», - шутил Николай Александрович. Здесь Архип Иванович опять виделся с Менделеевым, с Гаршиным, с Репиным, встречался со Стасовым, с писателем Глебом Успенским, поэтом Плещеевым, физиологом Павловым, критиком «Отечественных записок» Михайловским, актрисой Стрепетовой. На вечерах у Ярошенко читал стихи Плещеев, чаще всего - по просьбе хозяина - свои знаменитые строфы: «Вперед! Без страха и сомненья на подвиг доблестный...» Декламировала Стрепетова. Читали распространявшиеся в списках сказки Салтыкова-Щедрина и философские произведения Толстого. Глеб Успенский импровизировал рассказы «с политической окраской», говорил о «власти земли», о всевозрастающем засилии «господина Купона», о бедняках, вынужденных идти на заработки в город или на железную дорогу. Сознание массы опустошено и подавлено, соглашался с ним Михайловский и убеждал, что долг передовой интеллигенции - вырвать народ из покорности, увлечь его на борьбу, на подвиг. «На этих собраниях,- вспоминал Нестеров,- не знали, что такое скука, винт, выпивка, эти неизбежные спутники духовного оскудения общества... За ужином, помню, были великие споры, иногда они затягивались за полночь». «Вечер провел у Ярошенко среди споров, шуму... Очень оживленны у него вечера»,- подтверждал в письме к жене Поленов.

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»