Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

И один в поле воин

К десяти часам картины были поставлены на мольберты, покрыты черной материей. Новый вариант «Березовой рощи» - прозрачный, утренний, весь напоенный свежим, еще пахнущим молодыми клейкими листочками воздухом; природа была в нем не могучей, не победительной, но девичьи нежной, словно омытой быстрым солнечным дождем - олицетворением самой весны. «Христос в Гефсиманском саду», «Днепр»... Куинджи отдергивал покрывала одно за другим, а ученики молча и глубоко вздыхали. «Мы были счастливы и еще более горды своим учителем», - скажет потом Рылов.
«Днепр». Первое ощущение - невиданной простоты Золотистая трава с торчащими стеблями сухого бурьяна, тихая река, за ней бесконечные дали, над ней высокое, теплое от солнечных лучей, местами затянутое легкими, слоистыми облаками небо. «И это всё? Да тут ни чего нет!» - чуть слышно вырвалось у кого-то, но воз глас этот погас, растворившись во всеобщем вздохе «Как тихо все, какая ширь и как все просто. Как светло и радостно!»

И наконец - «Вечер на Украине». Пышные деревья на холмистой земле, розовый свет, загоревшийся на белых хатах; тут уж украинцы не выдержали - зашумели, загалдели. На первый взгляд - несложное построение, простой, даже несколько упрощенный рисунок, обыденный мотив: в эти годы на выставках появлялось немало деревенских пейзажей. Молодые художники во всех подробностях- до мазка, до способа лепки объемов - обсуждали деревенские пейзажи Серова, Архипова, Виноградова, Левитана, Поленова, их работы вызывали особое внимание и почтение. Сколько полотен прошло перед их глазами, сколько запечатлелось в сердце! Но пейзажи Куинджи не походили ни на одно из них. У Серова, Архипова, Поленова деревня была деревней - с ее природой, с ее неторопливой трудовой жизнью. У Куинджи деревня, несмотря на явственно выраженную ее национальную окрашенность, преображалась воображением, реальное и фантастическое были в ней двуедины, неразрывны. Глаз художника сразу отмечал особенности живописного решения «Вечера на Украине»: краски, которыми писал Куинджи, были ярче, интенсивнее естественных природных тонов; столкновение малинового цвета с бирюзовым придавало особую остроту композиции; хаты и деревья несли на себе отпечаток масштабности, значительности, кроны деревьев изображались более пышными, чем они были на самом деле. Вот только как удалось Куинджи при таком подходе к изображаемому достигнуть таких тончайших градаций цвета, таких естественных, словно из самой природы перенесенных, вечно ускользающих из-под кисти, переливчатых полутонов? В удивительном сплаве реальности и фантазии, поэзии и правды рождался мир художника; удивительные чувства будил он у зрителя. Время как бы замедляло свой ход в чудесном мгновении заката. Людская жизнь с ее заботами, бедами и радостями отступала куда-то, тонула в густом, насыщенном, мерцающем цвете. Думалось о неизменном, прекрасном и вечном. И в то же время не возникало чувства оторванности, отчужденности от земного, каждодневного бытия. Сердце полнилось любовью к изображаемому, ощущением душевной близости к нему.

Так рассказывали ученики Куинджи о своем впечатлении от «Вечера на Украине». Такое же воздействие оказала на них картина «Христос в Гефсиманском саду». И опять-таки не из-за сюжета,- образ Христа был привычным тогда поэтическим и философским образом: десятки раз - в стихах, поэмах, в публицистических размышлениях - его сопоставляли с людьми, готовыми принести себя в жертву ради общественного блага. Более того: если современный художник исполнял его иконописно, т.е. по освященным православной церковью канонам, это вызывало недоумение и порою даже протест. «...Зачем тут птицы-то, птицы-то эти?» - воскликнул Ге, увидев в галерее Третьякова слетающихся к распятию ангелов с большими крыльями. У самого Ге Христос очень реален, приземлен даже. В картине «Что есть истина?», в «Суде синедриона», в «Голгофе» - это оборванный и замученный человек с колючим взглядом и яростными лохмами; «...никто не желал узнать Христоса в этом тощем облике с бледным лицом, укоряющим взглядом и особенно с трепаными волосами»,- писал Репин. У Крамского в Христе, сидящем в пустыне, тоже нет ничего сверхъестественного, это сосредоточенный и мужественный человек, мыслитель, черпающий силу лишь в самом себе. Крамской равнодушен к приметам времени. Верещагин смеется над «фигурой в цветной суконной одежде, в какой-то крымской, но уж никак не палестинской пустыне». У Поленова ни к чему не придерешься: и Палестина, и быт эпохи им изучены,- но и у него Иисус не бог и не богочеловек даже, просто хороший человек, старающийся жить по законам добра и совести.

Человек он и у Куинджи. Петербургскому обществу, увлекавшемуся в то время сочинениями историка-востоковеда Эрнеста Ренана, считавшего евангельские легенды отражением действительных, бывших в дальние годы событий, все, казалось бы, должно быть привычным и понятным. И все-таки что-то останавливало, настораживало в полотне Куинджи. «Картину такую вижу в первый раз!» - воскликнул Менделеев. Чем же отличался Христос Куинджи от Христа Крамского, Ге и Поленова? Прежде всего тем, что, абсолютно реальный, реалистический, он не был приземлен, напротив, благодаря лунному сиянию, вырывающему его фигуру из мрака, словно приподнят, возвышен над окружающим. Реален и возвышен одновременно? Здесь нет противоречия. Тот же Ренан, утверждавший земную сущность Иисуса, рассказывал о нем как о человеке, выделявшемся среди остальных,- так в любом обществе выделяются поэты и мыслители. Во-вторых, в нем не было ни душевных страданий героя Крамского, ни боли и озлобленности героя Ге. По спокойствию его можно было сравнить лишь с Иисусом Поленова («Христос и грешница», «На Тивериадском озере»), но там он был изображен в обыденный день своей жизни, а у Куинджи, величественный и невозмутимый, он шел навстречу своей гибели. Картины Крамского, Поленова, Ге становились не просто художественными, но общественно-социальными явлениями, вызовом господствующему строю. Как «выражение громадной нравственной силы, ненависти к злу, совершенной решимости бороться с ним» рассматривал Христа, исполненного Крамским, Гаршин. «Христос и грешница» Поленова была запрещена к показу. «Конечно, она для нас интересна, но для народа она вредна»,- сказал президент Академии художеств, и ее выставили только после личного разрешения Александра III. Но полотна Ге «Что есть истина?» и Александр не выдержал. Написал: «Картина отвратительна», приказал «запретить ее возить по России и снять с выставки». Не лучше была встречена и его «Голгофа»: президент назвал ее «бойней».

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

» Автотранспортная доставка сборных грузов из Европы в любом объеме.