Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Дни триумфов и перемен

Куинджи не мыслил себя вне живописи. Писал ежедневно, повсюду. В мастерской, дома, за городом, в летних путешествиях. «Я всегда буду писать,- говорил он.- Ведь я же художник, без этого нельзя. Я могу думать только с кистью в руке, и куда же я дену то, что стоит передо мной в воображении? Куда же я от него уйду? Оно мне не даст жить и спать».

Случалось, ночью, уже стариком, в одном белье, он поднимался в мастерскую - внести какой-то штрих в картину. Но ничего не выставлял и никому, кроме жены, своих работ не показывал. Тридцать лет в мастерской - никогда, ни одной работы на выставке! Годы шли за годами. Слава Куинджи начала стихать - он словно не замечал этого. О нем писали как об исчерпавшем себя художнике, - он молчал. То, что о нем говорили и судачили, его не касалось. И эта нерушимость данного им обета молчания, больше чем что-либо другое, дает нам право говорить о величии его духа.
Он работал, судя себя неслыханно строгим судом, ища новые пути в искусстве, самоотверженно и упорно добиваясь совершенства. Не слава, но само искусство было его звездой, его целью.

Можно сказать: буду один! Можно не принимать участие в выставках Товарищества. Но как уйти от дела, которому верно служил годами, как отвернуться от людей, с которыми связан дружескими узами? Так и получилось у Архипа Ивановича. Сначала не хотелось - да разве применимо здесь сухое «не хотелось»?- нет, невозможно было жертвовать беседами с Иваном Николаевичем: в этих беседах оба выговаривались «до дна», до глубины души.
Потом родилась такая же горячая (Куинджи ко всему относился горячо, страстно) дружба с Ярошенко: вместе обедали, вместе придумывали шутовской академический устав, издеваясь над давним «ворогом» передвижников, сочиняли остроты о пользе генеральских и полковничьих мундиров для художников.
Встречались часто, очень часто. В нескольких сохранившихся от Ярошенко письмах (Николай Александрович не терпел, чтобы они хранились, специально просил друзей сжигать их по прочтении) - на каждом листе: «Жду Куинджи», «Еду с Куинджи», «Неожиданно пришел Куинджи».
Ну а Лемох! - как может Архип Иванович отказаться от его добрых глаз и добрых вечеров? А старый друг Шишкин! - можно ли изменить Ивану Ивановичу, когда у того беда на беде? Вскоре после смерти жены умер сын, горе легло на горе.
Потом вновь поманило счастье: Иван Иванович женился вторым браком на молодой черноволосой красавице Ольге Лагоде, своей ученице, обладавшей, по его выражению, «музыкальным карандашом». Три года не решался посвататься - и всего год прожили вместе. А какой веселый был при ней дом! Танцевали, устраивали игру в шарады, изображали заезжих фокусников.
Архипа Ивановича особенно привлекала на эти вечера возможность общения с молодежью: к Шишкину приходили студенты Академии художеств, ученики Рисовальной школы Общества поощрения художеств, он всячески помогал им, брал с собою в деревню на этюды, работал бок о бок с ними, вдохновляя и уча их. «Я утверждаю, что Шишкин чудесный учитель»,- писал Крамской Третьякову.
Но сейчас двери его квартиры открыты только для старых друзей: перед ними Иван Иванович не так стыдится своей растерянности, своего неумения противостоять несчастью. Долгими часами сидит он на кладбище, вновь и вновь пишет могилу Ольги Антоновны,- его застают нетрезвым, с распухшими, покрасневшими глазами. Рисунки, этюды один за другим летят в угол,- все ему кажется плохим, неудавшимся. Если кто похвалит его работу, пожмет плечами и процедит сквозь зубы: «Неужели хорошо? Скажите, пожалуйста!»
Стараясь вернуть его к нормальной жизни, товарищи нередко устраивают заседания у него на квартире. Участвует в них и Архип Иванович. Хоть и вышел из Товарищества, но все равно остался своим человеком среди передвижников, у них к нему нет претензий.
Конечно, рассуждают они, петербуржцы видели его «Лунную ночь на Днепре» и «Березовую рощу» не на выставках Товарищества, но - заметьте! - и не выставках какого-либо другого общества. Он экспонировал их сам по себе, на свой страх и риск. А теперь и вовсе перестал выставляться. Человек он умнейший, добрейший! Никогда не откажется помочь, похлопотать, ссудить при нужде деньгами. Сколько лет с ним прожито - не гнать же его. Да и совет он может дать, как никто,- практичный и рассудительный на удивление.

Многие даже забыли, что Куинджи формально перестал быть членом Товарищества. Да и помнил ли об этом он сам? Он «жил в тесном кругу своих друзей-передвижников, которых любил всей душой, входил в их семейные дела, был надежным другом, всегда готовым поддержать и словом, и делом»,- свидетельствовала А.И.Менделеева. Анна Ивановна в те годы хорошо знала Архипа Ивановича. Куинджи и Ярошенко дружили не вдвоем - втроем: к ним неизменно присоединялся Менделеев. Много вечеров провели они в его просторной квартире в главном здании университета (позже Университетской линии присвоено наименование Менделеевской; в квартире, где жил Дмитрий Иванович, открыт мемориальный музей). В огромном, похожем на библиотеку кабинете под портретами Дидро, Декарта, Данте, под этюдами Шишкина и Александра Иванова друзья играли в шахматы. Высокий, слегка сутулый, с крупным продолговатым лицом и большим лбом, с седыми, падающими на плечи, небрежно расчесанными волосами, Менделеев был порывист и быстр в движениях. Во время игры нервничал. У Ярошенко выигрывал почти всегда, а Архипу Ивановичу, как правило, проигрывал. Проиграв, долго сердился, а успокаиваясь, уверял, что победа Куинджи - просто недоразумение: ведь не Куинджи, а он, Менделеев, одолел некогда знаменитого шахматиста Чигорина, претендовавшего ни много ни мало на звание чемпиона мира.
Окончив работу над очередным рисунком, в кабинет входила улыбающаяся Анна Ивановна, рассказывала, как Чистяков похвалил завершенный ею лист: «Хорошо, хорошо. А теперь возьмите чистую бумагу и начните сначала, следующий рисунок будет еще лучше».

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»