Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

И один в поле воин

В 1897 году Куинджи продал свои дома на Десятой линии. Домовладельцем он оказался неудачливым. Пустил бедных жильцов, которые не могли своевременно платить, а выселять их у него не поднималась рука. Дома не приносили никакого дохода, напротив, угрожали разорить хозяина, и, когда в конце 1890-х годов цены на недвижимость фантастически подскочили и Архипу Ивановичу предложили за них триста восемьдесят пять тысяч, он согласился. Жалел ли он об этом? Больше всего - о крыше, на которую слетались птицы. Но понимал: оставив за собой лишь квартиру, крышу-сад сохранить не сможет и поэтому, хотя многие жильцы, в том числе художники Брюллов и Позен, продолжали жить в «его» домах, решил переехать. Первый год прожил в академической квартире, в доме номер 3 на Четвертой линии (адрес не изменился), затем поселился в Биржевом переулке, в доме, в котором жил и умер Крамской (ныне - Биржевая линия, 18). Только квартира у него была не такая роскошная, как у Ивана Николаевича, а гораздо скромнее.
Дом этот, как почти и все дома в Биржевом переулке, принадлежал семейству богатых петербургских купцов Елисеевых; кроме этого владения у них были большие доходные дома на Биржевой линии, набережной Фонтанки, на Тучковой набережной, на Большом проспекте Васильевского острова и в Выборгской части - во Флюговом и Языковом переулках. Им же принадлежали магазины на Биржевой линии, Невском проспекте, в Биржевом переулке. Дом, в котором поселился Куинджи, был построен в 1842 году архитектором А.Пелем для купца Меняева. В 1870-х годах он был перестроен архитектором Шперером для купивших его Елисеевых; в .1879 году к нему пристроили четвертый этаж. Завершены перестройки были в 1887 году: гражданским инженером Г.Барановским над жилыми квартирами был поднят этаж с мастерскими для художников. Елисеевы умели блюсти свою выгоду: дом находился в красивом месте - на углу переулка и набережной Малой Невы, недалеко от Академии художеств (Васильевский остров был островом художников).

Квартира Архипа Ивановича помещалась на четвертом этаже и состояла из большой (42 кв. метра) гостиной, небольшой спальной и соединявшей эти комнаты крохотной «курительной», все эти комнаты отапливались смежными голландскими печами, облицованными кафелем. Обедали Архип Иванович и Вера Елевфериевна обычно на кухне, рядом с которой вилась деревянная лестница, по ней можно было прямо из квартиры подняться в мастерскую. Мастерская была великолепной - просторной, высокой, с огромными окнами, и Архип Иванович не пожалел сил, чтобы сделать ее удобной. Позаботился о занавесе, легко двигавшемся на кольцах,- с его помощью можно было регулировать естественный свет; приспособил по углам софиты, позволявшие при нужде сделать освещение ярким и сильным; заказал высокие стенные шкафы для хранения этюдов; оборудовал камин. Мастерская стала как бы продолжением, частью его квартиры. И из квартиры, и из мастерской открывался вид на тихое течение Малой Невы, на сверкающий шпиль Петропавловской крепости. Постепенно путь к мастерской узнали птицы, а осенью 1901 года она - на несколько дней - распахнула свои двери для посетителей: Куинджи нарушил обет затворничества. Нарушил неожиданно, может быть, даже для самого себя: все началось с неурочного звонка одного из его учеников - Константина Вроблевского, к поискам которого Архип Иванович внимательно присматривался. Вроблевский, как и сам Куинджи, писал украинские пейзажи при различном освещении, пытался добиться, чтобы стены белых мазанок .не просто воспринимали восходящее или закатывающееся солнце, но и отражали его - светились вместе с ним. «Вы часто были близки к цели,- говорил ему Куинджи.- Я наблюдал вас в то время. Вот-вот попадете!» И огорченно добавлял: «И не попали!»

Вроблевский долго-долго ждал у дверей. Наконец появился Архип Иванович - лицо его раскраснелось, глаза горели. «Извините, что оторвал от работы», - сказал Вроблевский. «А вы почем знаете, что я работал?» - «Глядя на вас, нетрудно догадаться»,- парировал тот. Хотел уйти, но Куинджи задержал его. «Уже смеркается, работать нельзя»,- объяснил он, завел разговор о творчестве, о переживаниях, которые непременно ждут каждого художника, курил папиросу за папиросой и наконец решился. Быстрыми шагами поднялся в мастерскую и принес оттуда небольшой холст. Вроблевский замер. «Да идите же! - воскликнул Куинджи. - Не бойтесь! Это не так плохо, как вы думаете». Багровый шар закатывающегося солнца, казалось, одновременно плыл и над морем, и над степью - море отдавало влагу, степь сушила воздух, и он не блестел, но как-то загадочно мерцал. У Вроблевского перехватило дыхание. И это оказалось самой лучшей, самой желанной реакцией. «Когда прошла напряженная минута,- рассказывал Константин Каэтанович,- он признался, что всякая похвала из моих уст была бы для него ударом - хуже приговора». Смотрели долго. Куинджи относил одну работу, приносил другую, опять относил и опять приносил. А когда заря засветилась в окне, вдруг рассердился. «Это вы виноваты,- обвинял он Вроблевского. - Вы всегда умеете подъехать ко мне. Черт знает что такое! Знаете, что я теперь испытываю, благодаря вам? Э, да что долго говорить! Вы меня невинности лишили!» Через несколько дней Куинджи позвал к себе учеников, тех, кто был в Петербурге. «Завтра показываю!» - сказал он, едва переступив порог, Вере Елевфериевне. И всю ночь готовился: перебирал работы, выбирая из сотен те четыре, которые решил демонстрировать.

Волновался. Но и ученики волновались не меньше. «Страшно было ожидание увидеть картины своего обожаемого учителя. Приходила мысль: а что, если плохо, если не понравится? Свое впечатление не скроешь от пытливых глаз автора. Разочарование было бы ужасно и для нас, и для него», - писал Рылов. Рано утром, задолго до назначенного часа, трое учеников стояли у Куинджи на пороге. «Вчера,- сказали они,- вы дали обещание показать свои картины. Мы, ученики ваши, обсудили так: если вы не показывали их двадцать лет, то имели, значит, на это основания. Мы не хотим пользоваться вашим, быть может случайным, словом и как бы ни хотели повидать ваши произведения, но возвращаем вам ваше обещание». Должно быть, нелегко было выслушать эту внешне стройную, но внутренне сбивчивую речь, в которой так явственно сквозило недоверие к его художническим возможностям. Но Архип Иванович за недоверием услышал заботу, почувствовал деликатность, боязнь обидеть его, нанести ему боль. «Благодарю вас,- сказал он.- Вы хорошие люди, что бережете меня, старика, а только Куинджи такой: что сказал, то и сделал. Мое слово крепко».

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»