Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"
Художники должны держаться друг друга
А затем наступил день, когда к нему перестали пускать и учеников, Архипа Ивановича утомляло все, и они подолгу сидели на лестнице, ожидая, когда в квартиру войдет и выйдет врач, или постоянно дежуривший там фельдшер, или измученная бессонными ночами и горем, бледная, как тень, Вера Елевфериевна.
На ночь - расходились. Разошлись и в ночь на одиннадцатое июля. Куинджи не спал всю ночь, в полусознании порывался встать на ноги, фельдшер не мог успокоить его. На рассвете Вера Елевфериевна спустилась к швейцару - послать за лекарствами. Заметил ли Архип Иванович ее отсутствие? Сразу же после ухода жены он велел фельдшеру позвонить врачу, торопил, настаивал и, когда тот вышел, вдруг - никто не знает почему - поднялся с постели и пошел за ним. Добрел до лестничной площадки и рухнул.
Подбежавший фельдшер помог ему встать и, поддерживая, потащил назад, в спальню. Не довел - Архип Иванович умер на пороге своей квартиры.
Тринадцатого июля гроб с его телом перенесли в академическую церковь. Четырнадцатого, после обряда («В церкви находились почти все пребывающие в Петербурге художники»,- сообщила «Рампа и жизнь»), гроб на руках понесли на Смоленское кладбище. Несмотря на лето, когда Петербург пустел, провожающих было много, очень много. Шли среди них и какие-то не известные никому бедняки. «Разве вы знали покойного?»- спросил один из художников. «Как не знать! Нашего-то Архипа Ивановича!» - ответили ему.
Гроб опустили в могилу. Прозвучали речи, художник Василий Берингер прочитал стихи, такие же лирические и негромкие, как и тихий солнечный день, на который выпали похороны. Могильный холм тонул под венками. Были здесь и венок от москвичей - от Московского училища живописи, ваяния и зодчества, и венок от Общества имени А.И.Куинджи («Незабвенному нашему основателю»), и от учеников («Учителю - ученики»). На одном, сплетенном из дубовых листьев, было написано: «Художнику беспримерной самобытности от старого друга».
Его возложил на могилу Репин. Но чаще всего на лентах венков повторялись всего два слова: «Архипу Ивановичу».
Позже (в 1913 году) на могиле Куинджи будет установлен памятник из серого гранита, похожий на портал храма со входом в виде ниши и с фронтоном, украшенным орнаментом; его спроектирует А.В.Щусев. В нише появится мозаичное панно, исполненное мастером В.А.Фроловым по рисунку Рериха - дерево с фантастическими листьями и птицами. А в створе ниши Беклемишев установит на высоком красного порфира пилоне бронзовый бюст Архипа Ивановича - красивая голова, длинные, слегка вьющиеся волосы, лицо, обрамленное мягкой бородой.
Некоторые говорили, что в этом портрете Куинджи красивее, чем был в жизни, что облик его идеализирован. Вероятно, это правда. И все-таки не большая ли правда в том, что он действительно был для многих образцом для подражания, и Беклемишев почувствовал это?
Когда ученики Куинджи стали разбирать оставшиеся после него работы, их прежде всего поразило количество: около пятисот произведений, в том числе несколько больших законченных картин, альбомы с рисунками, графические зарисовки и наброски - Рерих даже предложил издать альбом неизвестных публике произведений Куинджи и превратить в музей его мастерскую.
Но главное в художественном наследии Архипа Ивановича определялось не количеством. Художники ясно видели, что искания их учителя во многом предвосхищали дальнейшее развитие русской живописи. Он практически разработал систему соотношений основных и дополнительных тонов; построил по этой системе сложную синтезированную живопись; сделал рисунок романтическим, чуть стилизованным, придающим изображению особую музыкальность. На сколько же лет (а то и десятилетий) обогнал он свое время?
Скольким художникам подсказал дорогу в искусстве? Если бы Куинджи не писал снежные кавказские вершины, если бы не насыщал эти работы философскими размышлениями о времени и вечности, кто знает, обратился ли бы к теме гор, сказал ли бы ею так полно и много Рерих? Если бы полотна Куинджи не были такими романтическими и интенсивными по цвету и свету, сумел ли бы Рылов создать «Зеленый шум» и «В голубом просторе»? Смог бы Богаевский написать картины, говорящие о жизни земли не в бытовом, а в космическом масштабе?
Да и не только они, но все ученики Архипа Ивановича - лежал ли в основе их творчества действительный, зримый мир или светлые страны художнического воображения, - все они стремились не просто воссоздать тот или иной пейзаж, но сделать его раздумьем о жизни, попытаться выявить в нем сущность природы.
Не только в поисках философии, но и в исканиях живописных принципов художники будут обращаться к произведениям Куинджи. Рерих разовьет его основанную на гиперболизации цвета декоративную пластику. Крымов научно разработает систему дополнительных тонов, изучит возможности усиленной светотеневой выразительности. Расплывчатость контурных очертании, мягкие, словно размытые переходы света и тени, примененные Куинджи в «Солнечных пятнах на инее» и «Лесном пейзаже», найдут свое продолжение в лирических полотнах Борисова-Мусатова.
Даже мазок его - на что уж простая вещь! - а и тот как будто из будущего: таким мазком, сочным, динамичным, уже в движении своем таящем живописное начало, будут работать Коровин, Архипов, Малявин.
«Я в каждой вещи хотел новое дать», - говорил Архип Иванович. И это действительно было так. Он не повторял уже найденного, сделанного. Каждая новая картина была новым шагом в его поисках.
«Роща». Освещенная ярчайшим солнцем, пылающая на свету поляна, вплотную подступившие к ней густые и темные деревья, загадочный сумрак тени, отделяющий границу тьмы и света. Все правдиво, жизненно, открыто глазу - каждому доводилось видеть такое в летнем лесу или в парке. И вместе с тем картина эта воспринимается не как реальность, но как воплощение мечты о прекрасном, неправдоподобно прекрасном мире. Контраст между ослепительной яркостью поляны и погруженными в тень окружающими ее деревьями делает ее сказочной, таинственной.
далее...
|