Ольга Порфирьевна Воронова. "Куинджи в Петербурге"

		Вступление На пороге судьбы 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Играть с искусством - тяжелый грех 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 Тайны света и цвета 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 Дни триумфов и перемен 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 Боттега 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 И один в поле воин 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 Художники должны держаться друг друга 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Боттега

Беззаботно и деятельно пролетели два месяца. Куинджи позаботился обо всем, вплоть до обратных билетов и карманных денег на дорогу. А в Петербурге ждали рассказы Рериха об очередных раскопках и привезенная Борисовым с Баренцева моря (он уже второе лето работал рисовальщиком в экспедиции, ищущей там незамерзающую гавань для морской базы) неправдоподобно большая оранжевая семга. Все показывали этюды, Куинджи подробно анализировал их, приводил доказательства из физики, проверял световые эффекты, законы оптики. Однажды рассердился на Богаевского: «Это не облака, а камни, а камни у вас похожи на подушки!» Потом успокоился, улыбнулся: «Ничего, из этого можно сделать вещь». На следующий год большинство его учеников приступили к дипломным работам. Зарубин привез этюды финских шхер, Вроблевский - этюды Карпатских гор, Бондаренко съездил на Валаам, писал там дикие леса и заросшие мхом камни. Пурвит заканчивает пейзаж с синей рекой и старой кладбищенской церковью (он так и назовет полотно - «При последних лучах»).

Богаевский пишет купу одиноких берез на фоне неба, в его картине четкость композиции сочетается с уравновешенностью цвета и тона. Рушиц задумал мифологическое полотно - сидящий на камне Пан смотрит на вечернюю звезду. Рылов позирует ему для Папа. Сам он начал картину «Печенеги», но исторический сюжет не дается ему. Рылов мучается, переписывает, исправляет, снова переписывает - бросить Архип Иванович не позволяет. «Нет, нельзя уничтожать, - говорит он. - Что ж, если взять такую трудную задачу, надо ее сделать». Ходит вокруг, присматривается, наконец требует папиросу и, махнув рукой на все свои правила, сам берет в руки палитру. Освещает траву огнем костров, бросает багряные блики на темные фигуры, и - чудо! - фигуры начинают двигаться, дышать, жить. Рерих, поглядывая на детали, морщится - разве ж это печенежские вещи, печенежское время? - и неожиданно предлагает назвать полотно «Набежали злы татарове». Предложение принято на ура, картина готова, Архип Иванович едет покупать раму, помогает Рылову бронзировать ее. «Рама - картине сваха»,- говорил Репин. Сам Рерих тоже работает над историческим полотном «Гонец»: род восстал на род, гонец торопится оповестить своих соплеменников,- тревожна судьба народов. На берегу реки, по которой скользит лодка, на высоком холме укрепленный славянский город - здесь эпоха воспроизведена верно, все детали продуманы, взвешены. Молодой художник расспрашивает Стасова о типе древней славянской избы, форме плетней, особенностях лодки, показывает ему свои зарисовки, вводит их в композицию лишь с согласия и одобрения Владимира Васильевича. В этой работе еще многое идет от Куинджи: застывший, словно зеркальный, покой лунной ночи, тень берега на воде, темнота, пронизанная голубым и зеленым светом,- все это уводит к пейзажам учителя, и все-таки - по настроению, образам, композиции - это отнюдь не перепев, но произведение самобытного и подлинного мастера. Не случайно «Гонца» прямо с выставки купит Третьяков, не случайно Репин отметит его в числе «вещей особенно интересных». А Стасов, довольный успехом своего молодого друга, повезет к Л.Н.Толстому и самого Рериха вместе с фотографией с картины. «Пусть сам великий писатель земли русской произведет вас в художники,- скажет он.- Вот это будет признание».
«Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? - спросил Толстой.- Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований надо рулить всегда выше - жизнь все снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет».
«Рулить всегда выше» - не этому ли учил молодежь и Куинджи? И в области нравственных требований, и в искусстве. «Высоко руль держит» не только Рерих, но и Борисов - о его дипломной картине «В области вечного льда» будут говорить так же много, как о «Гонце». Чтобы написать ее, чтобы понять и почувствовать Крайний Север, Борисов поехал на Новую Землю, побывал на далеком, загадочном Маточкином Шаре и увидел то, чего еще не видел ни один художник. Холодный океан с низко нависшими, предвещающими бурю облаками, тяжелый, влажный воздух, дальние, еле уловимые очертания гор, покрытых снегом, зеленовато-голубые, светящиеся фосфорическим блеском огромные льдины, не просто картина - открытие нового мира.

И вдруг неожиданное событие перевернуло спокойную и дружную работу мастерской Куинджи. Все началось со столкновения между студентом Кжижановским и ректором Антонием Осиповичем Томишко. Кто из них был виноват? Студент не поклонился ректору, ректор приказал сторожам вывести его из канцелярии. Нервный, импульсивный Кжижановский рассказывал об этом захлебываясь, по всей вероятности, с преувеличениями. «Его словам я не вполне верила»,- сдержанно скажет Остроумова-Лебедева. Но студенты не доискивались виноватых и правых: они увидели, что их товарищ «прибежал в рисовальный класс, закрыв лицо руками, в ужасном состоянии», услышали, что его оскорбили, и стали требовать, чтобы Томишко извинился перед ним, грозя в случае отказа забастовкой. До поздней ночи гремели студенческие прения, до поздней ночи заседал академический совет. Томишко извиняться отказался, вице-президент И.И.Толстой сказал, что он готов прибегнуть даже к полицейским мерам, и тут Куинджи не выдержал, решил вмешаться, на свой страх и риск. «Около часа ночи,- рассказывает Рылов,- на сходку входит Архип Иванович, запыхавшийся, бледный, страшно взволнованный. Он просит слова. Ему дали его вне очереди. Едва переводя дыхание, он с трудом произносит: "Господа, разойдитесь, прошу вас. Это необходимо - сейчас же разойтись, а завтра приступайте к работе, иначе Академию закроют, полиция готова начать аресты. Я сказал приставу, что сам успокою их, я дал слово приставу. Для меня, во имя искусства..."» Увидев любимого профессора потрясенным, плачущим («...слезы заблестели у него на глазах, губы дрожали», - описывает Рылов), многие заколебались. Но главари студенческой оппозиции держались непримиримо. Проголосовали, и большинство высказалось за оппозицию. Куинджи ушел ни с чем.

далее...

Галереи Куинджи: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - English Version (Англ.версия)

Рекомендуемые ссылки:

»